понедельник, 12 июня 2017
Лос-Анджелес, две недели назадХендрик вернулся в Лос-Анджелес. Он не жил здесь с 1920-х и полагал, что теперь это было вполне безопасно и что уже не осталось в живых никого, кто мог бы его помнить. У него был большой дом в Брентвуде, который служил штаб-квартирой Общества Альбатроса. Брентвуд идеально ему подходил. Благоухающий геранью край с большими домами, спрятанными за высокими заборами, стенами и изгородями, где улицы были свободны от пешеходов и всё, даже деревья, выглядело до стерильности идеальным.
Вид Хендрика, сидящего в шезлонге у большого бассейна с ноутбуком на коленях, порядком поразил меня. Как правило, он всегда выглядел одинаково, но я не мог не заметить перемену. Он выглядел
моложе. Всё такой же старый и скрученный артритом, но, в общем, он выглядел лучше, чем сто лет назад.
читать дальше- Привет, Хендрик, - сказал я. - Хорошо выглядишь.
Он кивнул так, словно это не было для него новостью:
- Ботокс. И подтяжка бровей.
И он даже не шутил. В этой жизни он считался бывшим пластическим хирургом, переехавшим из Майами в Лос-Анджелес после выхода на пенсию. Таким путём он мог избежать неудобных вопросов, почему у него не было ни одного бывшего клиента из местных. Здесь его звали Харри Сильверман. ("Сильверман*. Ну разве не прелесть? Звучит как имя стареющего супергероя - хотя я и есть что-то вроде этого".)
* Silverman - дословно "серебряный человек"
Я уселся на свободный шезлонг. Розелла, его горничная, принесла два фруктовых коктейля цвета заката. Я разглядывал его руки. Они выглядели старыми. Печёночные пятна, дряблая обвисшая кожа, фиолетовые вены. Лицо может обманывать; рукам это делать труднее.
- Облепиха. Просто офигеть. На вкус как дерьмо. Попробуй.
Отличительной особенностью Хендрика было то, что он целиком и полностью шёл в ногу с веком. Думаю, он всегда был таким, и уж точно с 1890-х. Вероятно, продавая тюльпаны несколько веков назад, он был тем же самым. Это было странно. Он был старше любого из нас, но всегда умудрялся быть на одной волне с духом времени, в чём бы это ни выражалось.
- Дело в том, - пояснил он, - что в Калифорнии единственный способ выглядеть стареющим - это выглядеть всё моложе. Если ты можешь пошевелить лбом после сорока, люди начинают относиться к тебе с подозрением.
Он рассказал, что пару лет жил в Санта-Барбаре, но ему это слегка наскучило.
- Санта-Барбара - славное место. Это рай, только транспорта побольше. Но в раю никогда ничего не происходит. Я жил на холме. Пил местное вино по вечерам. Но я начал сходить с ума. У меня появились эти панические атаки. Я прожил семьсот лет, и у меня никогда не было никаких панических атак. Я видел войны и революции, и хоть бы что. Но вот я попал в Санта-Барбару, и когда я по утрам просыпался на своей вилле со всеми удобствами, сердце билось как сумасшедшее, и я ощущал себя пойманным в ловушку собственного тела. Лос-Анджелес - совсем другое дело. Лос-Анджелес так меня умиротворяет, могу тебя заверить...
- Умиротворение. Должно быть, приятное чувство.
Некоторое время он изучал меня, как если бы я был картиной со скрытым смыслом.
- Что с тобой, Том? Ты скучал по мне?
- Типа того.
- В чём дело? В Исландии было так плохо?
Я прожил в Исландии восемь лет перед краткой командировкой в Шри-Ланку.
- Там было одиноко.
- Я думал, ты хотел одиночества после Торонто. Ты говорил, что настоящее одиночество - это быть окружённым людьми. И кроме того, Том, в этом наша суть. Мы одиночки.
Я сделал вдох, словно собирался нырнуть.
- Я больше не хочу быть таким. Я хочу выйти.
Особой реакции не последовало. Он и бровью не повёл. Я смотрел на его узловатые руки с опухшими суставами.
- Отсюда нет выхода, Том. Ты это знаешь. Ты альбатрос. Ты не подёнка. Ты - альбатрос.
Идея, лежащая в основе этих названий, была проста: когда-то считалось, что альбатросы живут очень долго. Хотя на самом деле их жизнь продолжается всего лишь около 60 лет - намного меньше, чем, скажем, у гренландских акул, которые могут жить до четырёх столетий, или у моллюска венуса, которого учёные прозвали "Мин", потому что он появился на свет в эпоху династии Мин, более пятисот лет назад. Но так или иначе, мы были альбатросами, или, кратко, альбами. Все остальные люди на земле пренебрежительно именовались "подёнками", по названию насекомых, весь жизненный цикл которых длится всего один день или даже - у одного подвида - пять минут.
Хендрик никогда не отзывался о других, обычных людях иначе, чем как о подёнках. Я находил его терминологию - терминологию, которая глубоко во мне укоренилась - всё более и более смехотворной. Альбатросы. Подёнки. Какая чушь.
Несмотря на возраст, Хендрик, при всём своём уме, по сути, оставался незрелым. Он был ребёнком. Невероятно древним ребёнком.
Общение с другими альбами действовало угнетающе. Оно давало осознание, что мы не были особенными. Мы не были супергероями. Мы были просто старыми. И в таких случаях, как с Хендриком, не имело никакого значения, сколько прошло лет, или десятилетий, или столетий, потому что личность оставалась всё той же. Ни пространство, ни время, ни место не могли изменить этого. Нельзя убежать от самого себя.
- Честно говоря, я нахожу, что это неуважительно с твоей стороны. После всего, что я для тебя сделал.
- Я ценю всё, что ты для меня сделал...
Я запнулся. А что он, собственно, для меня сделал? Того, что он мне обещал, так и не произошло.
- Ты хоть осознаёшь, что такое современный мир, Том? Это не то, что старые времена. Ты не можешь просто сменить адрес и добавить своё имя в приходскую книгу. Ты знаешь, сколько мне приходится платить, чтобы ты и другие члены были в безопасности?
- Что ж, в таком случае я бы мог сэкономить тебе немного денег.
- Я всегда очень ясно говорил - это улица с односторонним движением...
- Улица с односторонним движением, на которую я никогда не просил меня посылать.
Он потянул свой коктейль через соломинку и поморщился от его вкуса.
- Как и сама жизнь, не так ли? Послушай, малыш...
- Вряд ли меня можно так назвать.
- Ты сделал выбор. Это был твой выбор - встретиться с доктором Хатчинсоном...
- Я бы никогда не сделал такого выбора, если бы знал, что с ним случится.
Он помешал соломинкой в стакане и поставил его на столик сбоку, чтобы принять глюкозаминовую добавку от артрита.
- Тогда я был бы вынужден убить тебя, - он издал хриплый каркающий смешок, подразумевающий, что это шутка. Но это не было шуткой. Ни в коем случае. - Я пойду на сделку, на компромисс. Я дам тебе именно ту жизнь, которую ты хочешь - вообще какую угодно, но каждые восемь лет тебе, как обычно, будут звонить, и перед тем, как ты выберешь себе следующую личность, я попрошу тебя кое-что сделать.
Разумеется, всё это я слышал и раньше. Хотя "любая жизнь, какую ты захочешь" в реальности никогда этого не подразумевала. Он делал несколько предложений, и я выбирал одно из них. И мой ответ тоже был ему более чем хорошо знаком.
- Есть какие-нибудь новости о ней?
Это был вопрос, который я уже задавал сотни раз, но никогда это не звучало так жалко, так безнадёжно, как сейчас.
Он посмотрел на свой коктейль:
- Нет.
Я заметил, что он ответил немного быстрее, чем обычно.
- Хендрик?
- Нет. Пока новостей нет. Но послушай, мы находим новых людей в невероятных количествах. Больше семидесяти только за последний год. Помнишь, как мы начинали? Пять человек в год в лучшем случае. Если ты всё ещё хочешь найти её, будет безумием выходить из игры сейчас.
В бассейне послышался тихий всплеск. Я встал, подошёл к краю бассейна и увидел мышонка, беспомощно пытавшегося проплыть мимо водяного фильтра. Я опустился на колени и выловил малютку. Он припустил прочь, к идеально подстриженным кустам.
Он держал меня в кулаке и знал это. Не было способа выйти из игры живым. А даже если и был, остаться было легче. Это имело свои удобства - как страховка.
- Любую жизнь, какую я захочу?
- Любую жизнь, какую ты захочешь.
Хендрик есть Хендрик, наверняка он подумал, что я хочу потребовать что-то экстравагантное и дорогое. Что-нибудь вроде проживания на яхте недалеко от побережья Амальфи или пентхаус в Дубае. Но я всё обдумал и знал, что сказать.
- Я хочу вернуться в Лондон.
- В Лондон? Знаешь, вряд ли она там.
- Знаю. Я просто хочу туда вернуться. Снова почувствовать себя дома. И я хочу быть учителем. Преподавать историю.
Он рассмеялся.
- Учитель истории! Что, как в старшей школе?
- В Англии это называют средней школой. Но в общем да, учителем истории в старшей школе. Думаю, это неплохое занятие.
Хендрик улыбался и глядел на меня с лёгким замешательством, словно я заказал цыплёнка вместо омара.
- Превосходно. Да. Что ж, нам просто нужно уладить кое-что на месте и...
Пока Хендрик говорил, я наблюдал за тем, как мышонок нырнул под живую изгородь, в густую тень, на свободу.
@темы:
Литературный клуб им. Камбербэтча